— Я понимаю, — услышал он ласковый голос. "На мне не надо жениться, Меир. Просто я хочу знать, как это бывает, — Тео помолчала, — если по-другому".
Он опустил каштановую голову и прижался губами к ее руке — медленно, нежно. "Я не смогу…, - сказал Меир, — не смогу быть с тобой. Мне надо будет уехать".
— Не надо быть со мной, — Тео погладила его по щеке. "Только сейчас, и все, Меир. И больше ничего не случится".
Девушка потянулась и задула почти догоревшую свечу.
— Как нежно, — поняла она, чувствуя его поцелуи. "Так вот как это бывает — когда тебя любят. А я? Я не люблю, нет. И никогда не полюблю".
— Ты такая красивая, — тихо сказал ей Меир. "Я не должен так говорить, — Тео ощутила, как он покраснел, — но правда, ты — как греческая богиня, Тео. Таких женщин и не бывает вовсе".
— Как странно, — Тео встряхнула головой, шпильки полетели на пол. Он зарылся лицом в густые, тяжелые, чуть пахнущие солью волосы. "Как странно, — повторила она себе, — вот Марта — красивая, Мирьям тоже, а я просто высокая и нескладная. И ноги у меня слишком длинные, и грудь, — Тео ощутила его руки, осторожно прикасающиеся как раз к груди, — слишком большая".
Она была вся, — подумал Меир, — как будто отлита из горячей, еще не остывшей после боя, бронзы. В свете большой луны, что стояла над морем, ее глаза мерцали. Он, прикоснувшись губами к длинным ресницам, неуверенно спросил: "Тебе нравится? Я ведь не знаю, у меня никогда еще…"
— Тебе же девятнадцать, — удивилась Тео, приподнявшись на локте. Меир обнял ее, и рассмеялся: "Я три года работал в тылу британцев, у меня там на такое не было времени. Да и не хотел я… — юноша помолчал, — не по любви".
— Не по любви, — горько подумала Тео, ожидая боли. Она так и не пришла, ничего не пришло. Тео лежала, обнимая его, слыша его нежный шепот: "Все и так понятно. Я урод, я стала уродом после этого,…Обещаю, клянусь, больше никогда, никогда такого не будет. Ни один мужчина меня не коснется".
— Иди сюда, — тихо сказала она на ухо Меиру и опустила руку вниз. "Я знаю, что делать, — подумала Тео, — я видела".
Он застонал, — низко, едва слышно, — и уронил голову на смуглое плечо девушки. Меир долго лежал, ничего не говоря, а потом Тео почувствовала горячие слезы на его лице. "Тебе не понравилось, — глухо сказал Меир, — я знаю. Это я виноват, я ведь ничего не умею".
— Ну, ну, — Тео чуть покачала его. "Мне очень понравилось, правда, а твоей жене, — она прижалась щекой к его щеке, — очень повезет, Меир Горовиц".
Корабль чуть поскрипывал под ветром с запада. Меир, взяв ее за руку, робко спросил: "Можно, я у тебя останусь? Очень спать хочется".
— И мне, — улыбнулась Тео. Устроив его рядом, она коснулась губами теплых, каштановых волос. "Спи, — велела девушка, — я тоже — зеваю уже".
Она слушала ровное, размеренное дыхание юноши, плеск волн, бьющихся в борта L’ Audace и плакала — тихо, не двигаясь, чтобы не разбудить Меира. Потом она стерла свободной рукой слезы. Вздохнув, Тео посмотрела на юношу — он спал, так и не выпуская ее пальцев.
— Будь счастлив, — едва слышно сказала Тео и закрыла глаза.
Эпилог
Париж, осень 1776 года
— Картошка, картошка, свежая картошка! — зазывал покупателей зеленщик на рынке Ле-Аль. Брусчатка еще блестела после ночного дождя, скрипели колеса фермерских телег, кудахтали курицы, из мясных рядов доносился стук топорика.
Тео пристроила на руке плетеную корзинку. Порывшись в дерюжном мешке, она отобрала пяток клубней. "Хорошо, что мадам Ленорман разрешает ее очагом пользоваться, — девушка тихонько вздохнула и глянула в сторону рыбных рядов — на телегах были навалены горы свежих устриц, в бочках с морской водой плескались живые омары, в корзинах виднелись серебристые спинки карпа и форели.
— Потомить в белом вине, — подумала Тео, — и сделать этот соус, масляный, с петрушкой и лимоном, как повар меня в поместье учил. Так в Новом Орлеане готовят. Куда там, — она потрогала простой холщовый кошелек в кармане суконной накидки, — надо деньги беречь. Сварю картошку и съем с маслом и солью.
— Взвесьте, пожалуйста, — попросила она торговца.
Тот широко улыбнулся и бросил клубни на медную чашку весов: "Я вам дам еще зеленого салата, мадемуазель, свежий, как ваше прекрасное лицо. Такая красавица, как вы…, - торговец вздохнул и закатил глаза к небу, — не должна себе ни в чем отказывать. Не беспокойтесь о деньгах, пожалуйста, — добавил он, заметив, как Тео роется в кармане. "Просто не откажите принять этот маленький подарок".
— Спасибо, — девушка опустила голову. Покраснев, расплатившись, она стала укладывать картошку в корзину.
— Можно салат приготовить, — решила Тео, идя к выходу с рынка. "Уксус еще остался". Она, на мгновение, остановилась и посмотрела в темно-голубое, яркое небо. С реки дул легкий ветер, пахло палыми листьями. Тео улыбнулась: "Скоро и месье Бомарше вернется из Версаля, в театре сказали — со дня на день. Сразу к нему и пойду".
Она внезапно вздрогнула. Опустив руку в карман, девушка крепко схватила чьи-то пальцы.
— Ты что по карманам шаришь? — гневно спросила Тео, поворачиваясь, глядя на невысокую, белокурую девчонку, босую, в потрепанном шерстяном платье.
— Не ори, — хмуро сказала та, оглядываясь. "Жрать хочу".
— Иди, работай, — Тео презрительно посмотрела с высоты своего роста на грязные волосы девчонки. Сбившаяся, пропыленная прическа была украшена грустно свисающим вниз шелковым цветком.
— Я работаю, — та показала на цветок, — только я сейчас в Сен-Лазаре два месяца ошивалась, меня хозяйка из комнаты выперла, и все мои цветы забрала, в уплату.
Тео взглянула на исцарапанные ноги и коротко велела: "Пошли!"
Когда они свернули на рю де Розье, Тео спросила: "А за что ты в Сен-Лазар угодила?"
Девчонка покраснела и, и откинула голову:
— Тоже по карманам шарила. Так-то бы избили и отпустили, не в первый раз, а так, — она увернулась от телеги, — там у них какой-то сержант новый, стал приставать. Я ему говорю — я девушка честная, никогда этими делами не занималась, убери свои лапы. Рожу ему расцарапала, понятное дело. Он обозлился, еще троих позвал, ну и…, - девчонка коротко вздохнула. "А потом говорит — мол, пошлю тебя к проституткам, научишься у них, как себя с мужчинами вести. Вот и отсидела два месяца".
Тео остановилась перед пятиэтажным, серого камня, высоким домом: "Сейчас я воды согрею, помоешься, а я пока салат сделаю".
— Я сюда не пойду, — девчонка помотала головой и отступила на шаг. Тео увидела, как блестят большие глаза. "Я тут каморку снимала, до тюрьмы, — объяснила девчонка, — у мадам Ленорман. Старая карга меня сразу на улицу выбросит, я ей еще что-то должна, наверняка".